... В детстве, бывало, говаривал мне отец: если проблема к тебе завернула в гости — сразу представь человека с волшебной тростью. Трость с набалдашником, круглым как леденец. В самые худшие тёмные времена маг, не касаясь земли, колесит по миру. Пьёт с лепреконами, лично знаком с сатиром, звёздам даёт первобытные имена. Без разрешения входит в любую дверь, громко смеётся: довольно читать соцсети. Взрослые, мальчик мой, очень большие дети, только другие игрушки у них теперь. Мир — это тоже песочница, как никак. Можно ломать чьи-то замки, а можно строить. Главное, тупень, не строй из себя героя. Ты же, надеюсь, ещё не совсем дурак. Ну не совсем, соглашусь. А потом я рос. Если проблемы и впору рычать от злости, я представлял человека с волшебной тростью. Даже когда я по улицам бегал кросс или тащил на девятый этаж трюмо. Тот человек — всемогущий, большой, надёжный — он в голове появлялся, когда всё сложно. Просто был рядом, и этим он мне помог. Он убеждал — успокойся (ведь я кричал). Он утешал — жизнь наладится, не печалься. Он мне доказывал битую четверть часа, чем отличается воин от палача, что человеческий бог — не мужик в цветах. Бог — это вовремя хворому дать микстуру. Пушки и ружья — не меч короля Артура. Страх одного порождает всеобщий страх. Так он внушал мне, пока не свалил в закат. Из головы (ты справляешься), по-английски. Вдруг показался таким дорогим и близким, словно не годы мы с ним провели — века. Мне ещё долго мерещился дробный стук по мостовой, по булыжникам — как морзянка. Я хорохорился, славно держал осанку, но огибал не-волшебников за версту. Пел с трубадуром, с драконом ковал металл, сказки придумывал — строго по чётным числам. Вот представлять собеседника разучился, только словам его верить не перестал. Странное чувство копилось во мне лет шесть. Как-то проснулся — а тучи висели гроздью — и обнаружил себя человеком с тростью. Трость с набалдашником. Круглым. Что есть — то есть. Я бы тебе рассказал о своей весне, но тороплюсь. Много дел до заката солнца. Знаешь, мне столько людей посетить придётся. Может, кого наяву, а кого во сне. Ладно, делюсь — бог не храм, не посмертный суд. Бог — это "шапку надень", "обнимаю", "жалко". Трость, драгоценный мой мальчик, простая палка. Хочется же дополнительный атрибут. Резная Свирель