... В детстве, бывало, говаривал мне отец: если проблема к тебе завернула в гости — сразу представь человека с волшебной тростью. Трость с набалдашником, круглым как леденец.
В самые худшие тёмные времена маг, не касаясь земли, колесит по миру.
Пьёт с лепреконами, лично знаком с сатиром, звёздам даёт первобытные имена.
Без разрешения входит в любую дверь, громко смеётся:
довольно читать соцсети.
Взрослые, мальчик мой, очень большие дети, только другие игрушки у них теперь.
Мир — это тоже песочница, как никак. Можно ломать чьи-то замки, а можно строить.
Главное, тупень, не строй из себя героя. Ты же, надеюсь, ещё не совсем дурак.
Ну не совсем, соглашусь. А потом я рос.
Если проблемы и впору рычать от злости, я представлял человека с волшебной тростью.
Даже когда я по улицам бегал кросс или тащил на девятый этаж трюмо.
Тот человек — всемогущий, большой, надёжный — он в голове появлялся, когда всё сложно.
Просто был рядом, и этим он мне помог.
Он убеждал — успокойся (ведь я кричал). Он утешал — жизнь наладится, не печалься. Он мне доказывал битую четверть часа, чем отличается воин от палача, что человеческий бог — не мужик в цветах. Бог — это вовремя хворому дать микстуру. Пушки и ружья — не меч короля Артура. Страх одного порождает всеобщий страх.
Так он внушал мне, пока не свалил в закат.
Из головы (ты справляешься), по-английски. Вдруг показался таким дорогим и близким, словно не годы мы с ним провели — века.
Мне ещё долго мерещился дробный стук по мостовой, по булыжникам — как морзянка.
Я хорохорился, славно держал осанку, но огибал не-волшебников за версту.
Пел с трубадуром, с драконом ковал металл, сказки придумывал — строго по чётным числам. Вот представлять собеседника разучился, только словам его верить не перестал.
Странное чувство копилось во мне лет шесть. Как-то проснулся — а тучи висели гроздью — и обнаружил себя человеком с тростью. Трость с набалдашником. Круглым. Что есть — то есть.
Я бы тебе рассказал о своей весне, но тороплюсь. Много дел до заката солнца. Знаешь, мне столько людей посетить придётся. Может, кого наяву, а кого во сне. Ладно, делюсь — бог не храм, не посмертный суд.
Бог — это "шапку надень", "обнимаю", "жалко".
Трость, драгоценный мой мальчик, простая палка. Хочется же дополнительный атрибут.
Резная Свирель